Посвящается Наташе, которая не имеет к обидчивым особам никакого отношения, но всегда интересовалась остальными моими барышнями.

Обидчивая барышня жила в высоком тереме с резными башенками. Окна терема были длинными и узкими и надежно закрывались ставнями, украшенными деревянным кружевом. Запирались они наглухо, и обидчивая барышня осторожно посматривала наружу через тонкие щели, стоя за белой занавеской. А дверей в тереме обидчивой барышни не было и вовсе.
День за днем, обида за обидой возводила барышня свой терем. Все силы направляла на то, чтобы он был красивым, изящным, а главное неприступным. Подруга забыла поздравить барышню с днем рождения младшего сына – хоп, готова новая башенка. Супруг уселся на диване с книжкой вместо того, чтобы поговорить с барышней – еще одна лесенка. Дочка отказалась есть печенье, что напекла барышня, – вот и черепица появилась. Все выше и выше растет терем обидчивой барышни, все ближе и ближе поднимается к облакам. И все дальше она от семьи, от друзей и от остального люда.

Смотрит барышня вниз – и не верится ей, что когда-то она на земле жила. В маленьком домике, что стоял в саду среди черешневых деревьев. У барышни тогда были папа и мама. Мама носила ее на руках и прижимала к сердцу, а папа подбрасывал в воздух, смешил ее и смеялся сам. А потом барышня стала подрастать, и родители стали учить ее, как жить среди других людей. Они показывали ей, как чистить зубы, объясняли, что нельзя рвать черешневые цветы, иначе они никогда не станут ягодами. Но родители не умели сказать этого твердо и ласково, им так трудно было запрещать что-то своей малышке. Поэтому им приходилось сначала рассердиться на нее, а потом уже учить, как и что. А учить приходилось многому. Нельзя рисовать на обоях красками, нельзя бить соседских детей по голове, нельзя смотреть слишком много мультиков и есть слишком много сладкого!.. Эти нельзя были такими большими и грозными, а барышня – такой маленькой и слабой, что ей оставалось только плакать. Ведь никто не мог защитить ее от сердитых нельзя, даже любящие мама с папой. Барышня не могла рассердиться на папу с мамой, ведь мама по-прежнему прижимала ее к сердцу, а папа подбрасывал в воздух и смеялся. Барышне оставалось только обижаться. Она была очень внимательной и впечатлительной девочкой и молниеносно реагировала на любую несправедливость, на любое колкое замечание, на любую бестактность – обиженным сопением и слезами.

– Дочка, ну куда ж ты смотрела?! У него же шишка во весь лоб! – закричала мама, поднимая с пола орущего братца.
А барышня только и смотрела, что на мальчика, и ой как несправедливо было обвинять её в невнимательности. Но братец был очень уж прыткий и умудрился вывалиться из кроватки в ту секунду, когда она поднимала брошенную им же погремушку.

И тогда барышня заложила первый камень своего терема. А дальше камни покатились и стали складываться сами собой. Камень за камнем, обида за обидой, год за годом.
Однажды барышня сидела на диванчике в своем тереме и вязала белоснежную салфетку. Как ни старалась барышня наводить чистоту в своем тереме, в нем откуда ни возьмись появлялись серые пятна и гниль. И барышня не придумала ничего лучше, кроме как накрывать их кружевными салфетками. Час назад она ужасно обиделась на мужа. Барышня пожаловалась, что ее мама отказывается сидеть с младшим ребенком, и ждала от него сочувствия. А муж ответил, что по меньшей мере странно ожидать помощи со стороны той, кого постоянно критикуют. Барышня крикнула что-то о нелюбви, разрыдалась и убежала. Она бы еще обязательно хлопнула дверью напоследок, но в ее тереме дверей не было.
И вот теперь барышня услышала под окном его смущенное покашливание. Барышня уселась поудобнее и продолжила вязание, с удовольствием прислушиваясь к шороху за окном. Она представляла, как муж переминается с ноги на ногу, не решаясь начать разговор. Барышня знала наперед, что спустит с него семь потов прежде, чем он вымолит у нее прощение, и заранее радовалась своей маленькой мести.

– Эй, душечка, – позвал, наконец, муж.
Барышня вздохнула, закатила глаза и подошла к оконцу. Муж выглядел таким растерянным, что ей даже стало жаль его. Но барышня тут же отмела это чувство в угол сознания. Надув губки, она облокотилась на узенький подоконник и выжидающе посмотрела на мужа. Он кашлянул еще раз, прежде, чем начать, и заговорил, не поднимая глаз на жену.
– Послушай, душечка, так дальше продолжаться не может. Ты как дитё малое – обижаешься и обижаешься целыми днями. Я не могу больше. Я пойду, пожалуй.
И бросив на нее один короткий взгляд, в котором соединились и смущение, и сознание собственной правды, он повернулся и пошел прочь.
Ни слова не сорвалось с губ обиженной барышни, но она заметалась по комнате словно русалка, прищемившая хвост. Она глядела вслед уходящему мужу и не знала, как остановить его. Она умела только заходить в свой терем, а выходить не умела. И рада была бы барышня разрушить его до основания и бросится за мужем – да не могла. И она легла на свой диванчик и уткнулась носом в белоснежную салфетку и заплакала – сначала громко, завывая и сотрясаясь всем телом. А потом тихо – как озябший щеночек. И так она лежала долго-долго, пока не заснула.

Дети остались где-то снаружи, не могла же она взять их в свой терем. А барышня больше не могла выйти. Терем перестал расти ввысь, у него начали шириться стены. Постепенно из тоненького деревянного сооружения на каменном фундаменте он превратился в уродливый замок, в котором было холодно как в пещере. И даже затейливые белые салфеточки не прикрывали уже плесени и гнили, которые разрастались из углов. Все силы барышни уходили теперь на то, чтобы вывести эти пятна, она терла и скоблила их с утра до вечера, но за ночь они снова выходили наружу – отвратительные, зловонные. И барышня плакала от бессилия и не понимала, что она делает в этой берлоге.
Однажды ранним утром мимо терема шел человек. Он остановился напротив окошка и заглянул внутрь. Это был очень высокий человек, поэтому он встретился взглядом со взглядом барышни. Окошко к тому времени стало совсем-совсем маленькое – только глаза и было видно через него. Человек смотрел на барышню долго-долго, а потом спросил:
– Зачем ты обижаешься?
Барышня хмыкнула:
– Ну не могу же я не обижаться?
– Можешь. Не обижаться, – пожал плечами человек. – Ты можешь не обижаться, – повторил он и, помахав барышне рукой, пошел своей дорогой.

«Легко сказать, – можешь не обижаться, – фырчала про себя барышня. – Легко сказать!» Но тут она сама себя поймала на том, что улыбается. И на душе, и правда, стало легко. Словно пристальный взгляд человека позволил ему разглядеть что-то внутри нее, что-то большее, чем она сама и ее терем. В этот день она не стала скоблить гниль, она начала разбирать свою пещеру. Очень медленно шла ее работа, но она знала, что где-то снаружи ее ждут дети. И может быть, муж не успел уйти слишком далеко… Сначала барышня расширила окно, и внутрь ворвался ветер, разгоняя затхлый воздух помещения. Барышня увидела небо и где-то вдалеке – сад. А через некоторое время в окно просунулась черешневая веточка, и барышня заплакала от радости. День за днем убирала она камни со своего пути, стирая в кровь руки, отчаиваясь и нагромождая их снова. Но снаружи ее ждали люди: дети, друзья и просто прохожие подбадривали ее и звали наружу.

И вот настал день, когда она смогла выйти из своего терема. Она глядела вокруг и не узнавала знакомые места. Как красиво и солнечно вокруг! Как могла она сама, по своей воле запереться в тереме? Она прошла несколько метров по зеленой траве и опустилась на землю, силы оставили ее. Ей было грустно и горько оттого, что в такой день она не может больше ступить ни шагу, не может танцевать и петь, что потратила все свои силы на борьбу. Но обиды не было. Она чувствовала, что теперь вольна сама выбирать: обижаться ей или нет. И в это мгновение за ее спиной рухнул терем обиды.

Март 2017

Жила-была барышня, которая хотела, чтобы мир вокруг нее был безупречен: красивый вид за окном, шелковое белье на постели. И сама она — гладкая кожа, густые волосы, очарователь­ные ямочки на щеках — само совершенство.
Книги в шкафу у барышни выстраивались в соответствии жанром, а внутри одного жанра — по цвету обложки и размеру. Ее посуда всегда сверкала. Идеальный порядок наблюдался и в платяном шкафу — платья никогда не перемешивались с юбками, у чулок, колготок и носок были собственные отсеки. И только бюстгальтеры и трусы хранились вместе — она никогда не покупала их по отдельности, только комплектом. Друзья обожали приходить к ней в гости, потому что в ее квартире всегда было чисто, уютно, пахло корицей, свежей выпечкой и цвета­ми, а сама хозяйка — прелестная молодая шатенка с глазами цвета фиалки — излучала спо­койствие и довольство жизнью.
Пока все вокруг и внутри нее было идеально, чисто и свежо, барышня светилась и радова­лась. Но стоило чему-то испортиться, как барышня начинала страшно переживать. Вскочит прыщик на носу, барышня мажет его волшебным кремом от изъянов и цокает язычком: «Экая ж гадость!» Уронит фарфоровую кружку тонкой работы, вроде и не разбилась кружка, только крошечный кусочек откололся. Можно бы пользоваться, но барышня повздыхает-повздыхает и выбросит в мусорное ведро. Трещины на посуде ее особенно огорчали.
А однажды прелестная барышня шла по накатанному снегу, поскользнулась и упала. Да так неудачно, что сломала руку. Представляете, как огорчилась барышня, ведь собственная кость — это вам не тарелка, ее не выбросишь! Хотя именно этого ей в первую очередь и захоте­лось.

Работала безупречная барышня дизайнером интерьеров. И тут она была как раз на своем месте, потому что вкус у барышни был изумительный. Клиентов у нее год от года прибавлялось, так что барышня могла себе позволить и квартиру с видом и шелка в постели. А уж о волшебных кремах да прекрасных платьях и говорить не приходится.
А вот замуж барышня с глазами цвета фиалки не спешила. Мужу в ее идеальной квартире как-то не находилось места. Ведь муж — это не только носки под кроватью, это еще и дополнительный шкаф одежды, и второй комплект зимней резины на балконе. Да и полочка в ванной полностью занята баночками самой барышни. К тому же барышня сомневалась, захочет ли вообще муж поддерживать идеальный порядок? И совпадут ли у них представления о порядке?
Все это, разумеется, не мешало барышне влюбляться и заводить романы, которые один за другим сходили на нет, как только возлюбленный барышни приносил к ней свою зубную щетку или заводил речь о помолвке.
Вы, наверное, думаете, что барышня-идеалистка просто не могла быть счастлива с таким ворохом ограничений. Но она была. Потому что у барышни имелась мечта. Ей хотелось поехать в Париж. И не просто съездить на неделю или две. Так она уже была в Париже много раз. Ей хотелось приехать и остаться. Жить в небольшой квартире на улице Лепик — с чудесным видом и идеальным порядком, в сумерки прогуливаться по Монмартру в длинном черном платье и маленькой шляпке с вуалью, продумывать интерьеры для изысканных француженок, а по выходным упаковывать бутерброды в корзину для пикника и отправляться в Монфор-л’амори или Булонский лес. И может быть, именно там в Париже она встретит человека, который никогда не захочет переехать к ней… Но денег на крошечную квартирку в Париже пока не хватало. Поэтому по вечерам барышня листала свою книгу мечты — сплошь виды Монмартра — акварельные зарисовки, фотографии и вырезки из журналов. Потом тщательно мыла на кухне стакан из-под молока (молоко она, кстати, пила подогретым и подслащенным капелькой меда, чтобы крепче спалось) и засыпала с улыбкой на губах. И снились барышне Парижские улочки и новые шторы в гостиных ее заказчиков.

Однажды утром к безупречной барышне пришел слон. Он опустился перед ней на колени и сказал:
– Садись ко мне на спину, я отвезу тебя в Индию.
Но барышня сделала шажок назад, спрятала свои аккуратные ладошки за спиной и пробормотала:
– И что я буду там делать?
– Как что? — удивился слон. — Купаться в океане, совершать пешие прогулки, молиться в ашраме и есть свежие фрукты.
Барышня вспомнила, что читала где-то, будто в Индии люди ходят в туалет прямо на улице, а обезьяны вырывают фрукты из рук и ответила:
– Молиться я могу и здесь. — И чтобы не показаться невежливой добавила. — Спасибо, вы очень любезны.
Слон встал с колен и, попрощавшись, пошел по улице. Его хвост раскачивался из стороны в сторону, и барышня подумала, что не плохо было бы немного покататься, тем более, что ей нужно было в ту же сторону. Но пока она размышляла, не окликнуть ли ей слона, тот уже скрылся за поворотом.
Слон пришел к барышне во второй раз. Он вновь стал на колени, приглашая ее забраться к нему на спину, и протрубил:
– Садись же! Я отвезу тебя в Бразилию.
– В Бразилию? Но что я стану там делать?
– Ты сможешь плавать в море, танцевать ночи на пролет, наряжаться для карнавала и желать всем счастья, глядя на Христа-Искупителя на горе Корковаду.
– Ну, желать счастья я могу и отсюда, — вновь отказалась барышня.
– Как знаешь, — ответил слон.
И грустно повесив хобот побрел прочь. Барышня недоумевала, почему слон приходит именно к ней и почему хочет увезти ее куда-то. Она поспешила домой, чтобы полежать немного в ванне с ароматом ванили, надеть красное платье и отправиться на свидание. «Наверное, он больше не придет», — думала барышня на ходу.
Но слон вернулся. Он в третий раз опустился перед ней на колени. Помолчав немного слон заговорил и заметно было, что он порядком волнуется.
– Я могу отвезти тебя в Париж!
– В Париж?! — барышня ахнула и прикрыла рот крошечной розовой ладошкой с прелестными ноготками.
– Да! — довольным голосом произнес слон. — Ты сможешь жить в маленькой квартире на улице Лепик, в сумерки гулять по Монмартру, кормить птиц хлебными крошками на площади Вогезов, а по выходным ездить в Монфор-л’амори или Булонский лес.
Барышня и слон стояли в парке. В сером октябрьском небе кружили вороны, ветер срывал с деревьев желтые листья, моросил дождь. Барышня опустилась на траву. «Разве можно вот так взять и уехать? Не сказать никому не слова, не забрать ни платья, ни фарфоровые чашки, просто взять и отправиться в Париж? Разве так сбываются настоящие мечты?» — размышляла барышня. Она внимательно посмотрела на слона, в его добрые черные глаза, на морщинистую кожу морды. Когда барышня подняла лицо вверх, дождевая морось облепила ее щеки и лоб. Ей страстно захотелось прокричать: «Да! Да! Я мечтала об этом всю свою жизнь!» Но она еще раз взглянула на диковинного зверя. Серый морщинистый исполин с огромными тряпками-ушами и шершавой кожей под вымокшей полинявшей попоной — слон отнюдь не представлял собой идеального спутника в столь долгом пути. Барышня вдруг почувствовала исходивший от него запах животного и поняла, что ни за что не решится на это путешествие. Она встала с травы, молча покачала головой и побрела к дому, размышляя подходят ли светлые льняные шторы к алым пятнам в интерьере.

С тех пор барышня перестала думать о переезде во Францию. И стала говорить, что у каждого должно быть такое место на земле, в котором ему никогда не удастся очутиться.
Барышня носила все более дорогие платья, получала от поклонников все более изящные украшения, переезжала в квартиры со все более шикарными видами из окна. Но чего-то важного ей теперь не хватало. На самом деле, это ее мечта дала трещину, которой барышня предпочитала не замечать, ведь у нее все должно было быть идеальным: и зубы, и чашки, и мечты.

Январь 2013